Юрий Иванов-Милюхин - Драгоценности Парижа [СИ]

Чуткая лесная тишина осталась равнодушной, когда шедший впереди абрек раздвинул ветви и вышел на площадку перед скалой, за ним показался еще один. Первый джигит представлял из себя светлолицего и светлоглазого красавца, воторой, поджарый и высокий, с черной щетиной на впалых щеках, больше напоминал или горного ночхоя, или дагестанца из заоблачного аула. Оба были с обритыми наголо лбами, увешаны оружием с ног до головы, но бряцания слышно не было. Они сразу направились к водопаду.

— Ты считаешь, что старшего из братьев Бадаевых убили казаки? — подставляя ладони под струйку, по татарски спросил светлоглазый. — Вряд ли, они спустили бы тело убитого по течению реки, а его оружие забрали бы с собой.

— Значит, сделать это им кто–то помешал, или сам Бадай нарвался на не уступавшего ему в силе разведчика, — не согласился чернявый, он говорил по татарски с некоторым акцентом, чем подтверждал свою причастность к дагестанским племенам. — Ты прав, Муса, когда в Большую Чечню приходят русские, они лезут напролом, а казаки поступают как горцы, но здесь случай явно не рядовой.

— Мы знаем в лицо всех казаков, несущих на кордоне службу, Атабек, ты не раз ходил с нами на русскую территорию, разве ты никого из них не подозреваешь?

— Есть некоторые предположения. Как все его братья, Бадай был сильным и отменным воином, справиться с ним сумел бы разве что великан или не менее искусный воин, — стряхивая воду с бороды, отозвался пришелец, скорее всего, он представлял из себя ближайшего сподвижника Шамиля. — Из казаков станицы Стодеревской мы наслышаны лишь о нескольких, могущих противостоять Бадаевым, один из них твой кровник Дарган.

— Дарган уже старик! — раздраженно воскликнул светлоглазый, которого его спутник назвал Мусой.

— Но у него вырос смелый и ловкий сын, не уступающий ему ни в чем, — усмехнулся дагестанец, напомнил. — Дорогой друг, ты на оружии поклялся принести голову Даргана и бросить ее к ногам своей матери.

— О клятве я помню и тебе не следует напоминать мне о ней, законы гор святы для всех ночхоев, — вскинулся было главарь абреков. Переспросил. — Ты по прежнему думаешь, что к убийству может быть причастен младший Дарганов?

— Я этого не сказал, но на казачьем кордоне за рекой, несмотря на низкий чин, он признается за старшего и его не раз наши воины замечали на территории Большой Чечни.

Белобрысый помолчал, поправив ружье за спиной, отошел от водопада:

— Двоюродный брат Бадая, дерзкий и неуязвимый Атаги, тоже дело его рук? — нахмурившись, спросил он.

— Муса, почерк один и тот–же, за один замах шашки снести голову подобному скале Атаги способен лишь богатырь, или настолько искусный воин, что ему под силу срезать крылья у летящей бабочки, — пожал плечами заросший черной щетиной абрек. — К тому же, оружие джигита снова осталось нетронутым, это говорит о том, что противник с презрением относится к поверженным врагам. Он ловок, силен и умен, этот человек достоин звания джигита.

— Ты как всегда преувеличиваешь, — поморщился светлоглазый.

— Прежде всего своих врагов нужно уважать, — пожал плечами дагестанец. — Тогда можно будет рассчитывать на победу над ними.

Нетерпеливо отмахнувшись, его собеседник перевел разговор на другую тему:

— Отряд я оставил в засаде под станицей Червленой, она ближе к Моздокскому караванному пути, когда будем возвращаться с добычей, я решил заглянуть к Даргановым в Стодеревскую, на вечерний чай, — Муса сдвинул папаху на затылок, хищно раздул тонкие ноздри. — Заодно проверим, где этот казачий сотник прячет сокровища, привезенные из похода на императора Наполеона, и сколько их у него еще осталось.

— Я тоже слышал о драгоценностях, которые казаки награбили на той войне, — напрягся джигит с бандитской внешностью. — Если это так, то тратить золото в наших местах не на что, разве что раскрутить дело в Кизляре, в Моздоке или Горячеводской. Но на такое способны только вонючие армяшки с не менее грязными евреями, у нас изделия из золота идут на украшения для наших женщин.

— Про эти богатства мне с колыбели пела песни мать, которую Дарган оставил в живых лишь потому, что она была беременна моей младшей сестрой Айсет. Мать говорила, что сокровища были несметными.

— Откуда она узнала про них?

— Обо всем ей поведал Ибрагим, вскоре Дарган его убил.

— Это новость, достойная особого внимания, дорогой Муса, если слухи подтвердятся, имам Шамиль останется тобой доволен, — выпрямился над ручьем черноусый абрек, пообещал. — Как только проверим посты, я сразу пойду к своему отряду, чтобы поддержать тебя с другой стороны станицы. Когда начнешь, подашь нам сигнал.

— Пусть будет так. Аллах акбар.

Оба абрека направились по ведущей к берегу реки тропе и быстро скрылись в зарослях кустов. Панкрат отлепился от скалы, задумчиво провел ладонью по усам. Из разговора он понял лишь одно, что один из бандитов, а именно светлоглазый чечен, был Мусой, родным братом его возлюбленной, слухи же о каких–то богатствах, привезенных отцом с войны, его не затронули, в семье об этом никто никогда не заговаривал. Впрочем, на выдумки чечны были горазды всегда. Но когда кровник отца успел вернуться в аул и снова собраться в дорогу, для него оставалось загадкой. По сведениям секретчиков с кордона на другом конце станицы, он всего два дня назад перешел Терек и затерялся на пути к Горячеводской. Наверное, абрек или воспользовался одному ему известным маршрутом, или на него работали прилежные наводчики, подробно докладывавшие о постах на дорогах по ту сторону Терека. Подождав еще немного и не уловив ничего подозрительного, Панкрат оставил укрытие, направился к ведущей в аул тропе, он решил не испытывать судьбу, а сразу, как только девушка объявится, поспешить с нею к реке по обходному пути. Казак уже вошел под сень деревьев, когда позади звонко хрустнула ветка, ее сломали будто нарочно, чтобы обратить внимание путника. Урядник замер, затем медленно повернулся на звук, из кустов за спиной выглядывал кучерявый верх папахи, все отальное было скрыто листьями. Незаметно завернув руку за спину, казак, взялся за рукоятку пистолета, оставалось камнем броситься на землю, чтобы слету попасть в хорошую мишень. Но никаких действий противник больше не предпринимал, он истуканом, скорее всего, на коленях, продолжал торчать в зарослях, словно его поразил столбняк.

— Я видел, как ты у водопада держался за руки с Айсет, — послышался ровный мальчишеский голос с характерным чеченским поцокиванием. — Она и сейчас бежит сюда, чтобы встретиться с тобой.